Мальчики, вернувшиеся с войны… Целые поколения. Точнее несколько поколений, прошедших службу в горячей точке нашей страны — Чечне — за 11 лет. Что такое «чеченский синдром», о котором говорят все вокруг, и знают ли люди на самом деле, как живет это поколение, что чувствовало, теряя друзей в боях, и переживает сейчас, вернувшись домой.
Трудная это тема и долго я не могла на нее решиться. Наверное, настало это время. Почему? Пусть останется в секрете: когда что-то не до-сказано, есть возможность закончить потом.
Психологи так определяют «чеченский синдром» — это посттравматическое стрессовое расстройство, по своим психологическим последствиям похожее на травму после смерти близкого человека, попадания в аварию или стихийного бедствия. Но не стоит выделять ветеранов войны в отдельную категорию, тем более их бояться. Это их обижает — и справедливо. Вообще, синдромы эти были придуманы американцами после вьетнамской войны. Такой опыт присвоения синдрома ветеранам войн перенят нашими психологами. Так появились два термина «афганский» и «чеченский синдромы».
За что так обидели ветеранов, мне не понятно. Почему раньше, еще во времена Пушкина и Лермонтова, к военным, которые участвовали в войнах с Наполеоном, с теми же чеченцами, относились как к героям и не принимали за психов. Даже если вспомнить ветеранов Великой Отечественной войны, им тоже приходилось убивать, видеть кровь и смерть, но никто никаких синдромов им не приписал.
Я никогда не соглашусь с такими утверждениями психологов: жестокость на войне для «чеченцев» (участников боевых действий на территории Чечни) была нормой, смерть — обыденностью. Для подтверждения моего мнения хочется привести записи молодого офицера, которые попали ко мне в руки.
«Прибыл с БЗ. Отработали. Произвели диверсию. Все было нормально, но при выдвижении на эвакуацию мы вышли на духовскую базу. Честно сказать, все так глупо. Не проведя разведки, вышли на их позиции. КР (командир роты, наверняка человек в „хорошем“ звании — примечание автора), открыв не вовремя огонь, подставил нас всех, т.к. не заняли позиции, и мы, 5 человек, судорожно пытались отбиться от 30 духов (точно сложно было сосчитать). Погибли (здесь офицер ласково перечисляет имена своих друзей, я записала их в другой традиции военных — кодами). Два — 200 и один — 300. Наводил артуху. Духи ушли. Осмотрели лагерь. Упакованы не по фигне. Все натовское, новое: палатки, спальники, часы „Касио“. Нашли документацию. Их отряд состоял из 6 арабов, 29 чеченцев и 2-х женщин. Заработали они 211 000 $. Неплохая зарплата».
На другой день — воспоминания о бое и гибели друзей опять описаны в дневнике:
«Отдых после БЗ. Постирался. С трудом верю, что я остался жив, на ПВД, а Санек погиб. Только вчера сидели с ним и мечтали о будущей встрече с любимыми, родными…
Передали с Ханкалы, что мы вышли на 50 духов, из них 10 завалили, но, я думаю, это лажа, если бы их было 50 — нас, наверное, не было бы, и не было бы этой записи».
По-моему, этот человек, не раз побывавший в бою, и которому приходилось убивать, естественно, переживает смерть друга. Тем более, что мы не видели его эмоций, все понятно из этих записей. В жизни молодой офицер — добрый человек, любит детей и жизнь. Возможно, война изменила его. Он стал любить и ценить каждое мгновение жизни. Только на войне, он считает, можно найти настоящих друзей, хотя и крысы встречались. Война проверит каждого.
Не любят «чеченцы» отвечать на вопрос: «Ты убивал?». Это больная для них тема. Только один из десятка моих знакомых, прошедших войну, ответил прямо и с пояснением: «Да, убивал. Я там думать перестал, нельзя там думать. Потому что если начнешь прикидывать, что вот этот парень в прицеле тоже жить хочет, что имя у него есть и что ты на его земле сейчас, и он свой дом защищает, то никогда в жизни на курок не нажмешь. А парень тот думать не станет…»
Ничего здесь не скажешь и не осудишь, даже церковь наша не осуждает, зато среди простых людей это рас-пространено. Они считают «чеченцев» ненормальными. Почему? Они пьют, у них бывают приступы агрессии, они не могут адаптироваться к нормальной мирной жизни. Это все миф. Миф, который придумали мы, обычные люди, желающие отгородиться от этой войны длящейся десяток лет. Неужели, кроме ветеранов, никто в России не пьет, не убивает и всегда находится при деле. Вовсе нет, есть такие и среди тех, кто в армии не был. Поэтому не стоит клеймить все поколение «Ч» чеченским синдромом.
Елена Андрианова