25 января в Зале камерной музыки Цветаевского музея состоялась встреча с поэтом, литератором, автором трех сборников, коллекционером Аидой Моисеевной Топешкиной (творческий псевдоним — Любовь Молоденкова).

Она выступала на легендарных чтениях на площади Маяковского, участвовала в диссидентском движении, выпуске самиздатовского журнала «Феникс». В ее судьбе сплелись любовь, дружба, стихия поэзии, допросы на Лубянке, репрессии мужей, жизнь в разных городах и селениях нашей Родины, в частности — на Александровской земле.

Маленькая женщина с забранными волосами скромно сидела за столом и ожидала начала. Изредка бросала взгляд на прибывавших слушателей и была крайне задумчива. Человека часто выдают глаза. У Аиды Моисеевны они пронзительно-голубые, отчасти строгие, таящие в себе, кажется, десяток жизней. Как и стихи.

Творческий вечер вел александровский поэт Евгений Викторов, друг Аиды Топешкиной. Вступительное слово взял директор Цветаевского музея Лев Кивович Готгельф. В первой части встречи говорили о биографии гостьи.

Родилась Аида Моисеевна Топешкина в 1936 году в казахстанском поселке Тайнча (ныне город Тайынша). Отец, агроном-большевик, получил 15 лет ГУЛАГа, пожизненную ссылку на Ангару.

Именем Аида (в честь оперы Джузеппе Верди) девочку нарекла мать Любовь Молоденкова. В крещении Аида была названа Любовью. Детство провела в деревне Кукуево Тверской области. Среднюю школу окончила в Москве.

— Мне в жизни очень везло на людей и на географию, архитектуру, — отметила поэт. Окна ее учебного центра выходили на знаменитый дворик с пейзажа Василия Поленова с одной стороны, на двор американского посла — с другой. Путь на учебу пролегал мимо Третьяковской галереи, в которой Аида Моисеевна проводила свободное время.

В 1970 году выпустилась из МГУ с дипломом факультета журналистики. Через некоторое время приехала в деревню Рождествено Александровского района вместе с мужем, публицистом и диссидентом Владимиром Осиповым. В Рождествено семья жила наездами, но Аиде Моисеевне эти периоды запомнились особенно. «Дом наш, к сожалению, разрушили. Главным достоянием его была печь, расписанная Алексеем Хвостенко (он же — Хвост), соавтором (вместе с Анри Волохонским) песни „Над небом голубым“. Эту песня потом себе присвоил Гребенщиков. Знаете, как Хвост отреагировал? Спокойно. Сказал, что ее пели — это главное, что время прошло. Он, вообще, был самым беззаботным и светлым человеком».

В Рождествено гостили поэт и публицист Эдуард Лимонов и писатель Юрий Мамлеев. Аида Моисеевна общалась с ними, а еще — с проповедником Александром Менем, писателем Венедиктом Ерофеевым, Львом Гумилёвым, Анастасией Цветаевой, Анной Ахматовой.

«Гумилев считал меня похожей на его мать. Убеждал, что я татарской крови. Во второй мой приезд к нему в Петербург пригласил друга-ученого, который заявил, что череп у меня — как у басков. Много лет спустя мы с мужем-фотографом были в Испании, где я впервые увидела басков вживую. Красотой они не отличались. Я подумала: нет, мой череп — не череп баска. Не может быть!» (короткая улыбка).

Об Анне Ахматовой Аида Моисеевна вспоминала с теплом. Читала стих-посвящение и рассказывала о встречах в том же Петербурге.

Поэт знала много творческих людей — представителей культурной элиты, но больше знала их жен. «Это муза и жертва одновременно», — такую характеристику дала Аида Моисеевна второй жене Солженицына.

О роли поэзии в современном мире гостья с грустью констатировала: «Это сейчас никому не нужно». И с твердой надеждой добавила: «Но сейчас вообще ничего никому не нужно. Это же не значит, что поэзии не должно быть».

С 1979 года Аида Моисеевна живет во Франции. Мать шестерых детей (некоторые работают в России) на Родину приезжает с радостью. «Без Родины нет стихов», — поясняет она.

В материале одного французского издания Аиду Топешкину назвали «московской француженкой, французской москвичкой», именно так, через запятую. Наверное, потому, что гражданство по паспорту — французское, а гражданство души — неизменно российское.

«В чем отличие России от Франции? Мы считаем, что плохо живем. Во Франции такого убеждения нет, хотя на всяких майбахах, или как они там называются, в Париже, в сравнении с Москвой, много не ездят. Ещё одно отличие — в отношении к одежде, как ни странно. В Париже не скажут „ты, мол, одета по-колхозному“. Нет этого разделения на „моду“ деревенскую и городскую. Такое недопустимо».

В завершении вечера Аида Моисеевна продолжила читать свои стихи (одно из них — «Пасха в Кукуеве» особенно отразило связь поэта с родной землей), подписывала книги, беседовала, охотно отвечала на вопросы. Я задала свой, волновавший меня давно: «Как вы считаете, поэзия должна нести свет или отражать насущные проблемы, говорить о больном?»

Аида Моисеевна посмотрела пристально, чуть наклонив голову, и сказала: «Зачем Вы вообще думаете об этом? Какой смысл? Поэзия — порыв, ее нельзя контролировать, раскладывать на „хорошее“ и „плохое“. Поэзия приходит, а Вы живёте в этом состоянии и пишете. По-другому не бывает».

Должно быть, по-другому и правда не бывает: когда «молчит вселенская душа», за нее в стихии, в эмоции «поет поэт». И песня продолжается.

Анна Белокопытова,
фото Анны Титовой.