15 августа российские археологи отметили свой профессиональный, но не официальный праздник. А двумя днями ранее в Александровском кремле завершила свой очередной полевой сезон древнерусская археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа. Что нашли и что искали на самом деле участники экспедиции — об этом газете рассказали ее руководители Екатерина Алексеевна Турова и Сергей Владимирович Томсинский.

Неинтересных раскопов не бывает

Екатерина Алексеевна посетовала, что в отличие от предыдущих полевых сезонов, возможности исследователей исторических недр Александровской земли в этом году были скромнее, поскольку финансирование раскопок, в силу разных причин, было только со стороны Эрмитажа. Раскоп этого года — это продолжение исследований 2015 года, во время которых питерские археологи пытались «поймать» промежуточное здание между царицыной частью и государевым двором. Постройка тогда была найдена, но ее внутренняя часть, в которую попали археологи, была забутована — заполнена строительным мусором с периодическими проливками известковым раствором. Во время исследований произошло несколько обвалов стенок раскопа, а поскольку площадь раскопа была небольшой (ширина раскопа — три метра), то опасные работы были прекращены, и к изучению здания вернулись в этом году на смежном участке.

Каково было предназначение здания? Е.А. Турова: «Предназначение определяется его положением. Крыльцо выходило на парадную часть — на алтарь Троицкого собора. Переход шел из царицына двора. Это могла быть либо какая-то из крайних палат царицына двора, либо какая-то из парадных палат государева двора. В любом случае это — не хозяйственные задворки. Это какое-то представительное здание, функции которого мы пока не знаем. Может быть, если продолжим исследования вокруг, мы поймем, что на его месте было построено, и какая судьба его постигла. Одно можно сказать точно — палата сделана в технологиях, которые характерны для других палат, и мы ее, несмотря на плачевное состояние остатков, можем датировать с высокой долей вероятности первым периодом каменного строительства. Любое здание — интересное, но это здание новое. Мы в 2015 году пробурились на 5 метров вниз, получили обвал и всем сказали, что здесь палата. Но доказательств не было. А теперь есть. У нас есть здание, есть глубина его подвала, которая больше, чем у остальных на 80 сантиметров, есть выход, есть его характеристики, и мы можем его связать с предыдущими изученными строениями. Это результат хороший и интересный, это расширяет наши знания по планировке дворцового комплекса».

На неискушенный взгляд зевак, туристов и просто любопытствующих — ничего интересного в этих археологических изысканиях нет. Но, как говорят археологи, неинтересных объектов не бывает. И каждый раскоп наделяет изыскателей какой-нибудь загадкой, любопытным предметом и поводом поумствовать. Вот, например, в растворе были обнаружены пара сапожных подковок. Сергей Владимирович Томсинский: «Антропогенные отложения Александровской слободы не богаты вещевыми находками, что вполне естественно. Потому что на царском дворе не мусорили и вещей просто так не теряли. Но вот кто-то ходил по раствору в сапогах и оставил в растворе подковки. Но зачем он там ходил? Обувь эта не рабочая, явно не для тех, кто занимается „грязным“ делом. Эти работы делались в специальной обувке. Как правило, это были веревочные чуни. Они не скользят, как лапти, их не жалко. Такие вещи ставят в тупик, их невозможно объяснить. Как сказал великий британский археолог сэр Мортимер Уилер: мы копаем не вещи, мы копаем людей. Вещи сами по себе не интересны. Интересен контекст, интересна ситуация».

Яйца в раствор никогда не добавляли!

Кстати, о растворе. Археологи опровергают распространенное мнение о том, что для крепости раствора в него добавляли куриные яйца. Е.А. Турова: "Никто никогда никаких яиц в растворе не использовал. Это не нужно и невозможно, по очень простой причине. Во первых, это продукт, которого было очень мало. Люди мясо раз в два месяца ели. У них недостаток белка был хронический. Яйца в раствор!? А есть-то они что будут? Кроме того, это совсем бесполезное деяние. Это примерно то же самое, что налить туда сливового компота или сметаны. Это бессмысленно! Клеевитость и прочность раствору придает известь. Яйца никаким образом не участвуют в процессе формирования раствора. В качестве связующего раствора использовалась известь. Которая сначала жглась из известняка, потом гасилась в ямах, для того чтобы придать ей должную степень агрессивности, и выдерживалась 10-20 лет. Использовался этот способ до второй половины XIX века, когда появились всякие портландцементы, бетоны и так далее, которые заменили известковый раствор. Но и в начале XX века иногда кое-где строили на известковых растворах. А русская православная церковь и до сих пор эти ямы содержит для реставрационных целей. В известь добавлялся песок и отощитель, как бы сейчас сказали —сорбент. Когда вы отравились — вы пьете активированный уголь, который впитывает в себя жидкость из вашего организма и яд. А в раствор в качестве такого сорбента кидался либо уголь, либо древесная щепа, либо цимянка (толченый кирпич). В итальянской традиции кладется цимянка, которая тоже впитывает в себя воду, и за счет того, что вода быстро удаляется из извести, раствор застывает. Эти растворы с примесью цимянки, которая дает розоватый цвет. Цимяночные растворы пришли к нам с первым каменным строительством из Византии и домонгольскими постройками, начиная с Софийских соборов, с Десятинной церкви — они были построены по единой с Италией античной традицией на цимяночном растворе. А следующий всплеск цимяночных растворов зафиксирован в Петербурге, когда туда приехали Петром I приглашенные итальянцы. Как только уезжали, эта традиция плавно сходила на нет. В грозненские растворы в качестве отощителя добавляли уголь и щепу«.

Куда подевались валы?

При постройке Александровского кремля, который был сделан по указу великого московского князя Ивана III (отца Ивана Грозного) одновременно и как загородный дворец, и как крепость, его окружали насыпные валы, которые частично сохранились на участке, примыкающем к «гольяновской» школе. А куда подевалось все остальное?

А.А. Турова: «Если были валы, то были и рвы. Видимо, валы срыли в ров, а вместо них в монастырский период поставили стены XVIII века. Александровский кремль — это не город, это, собственно, дворец с обслуживающими строениями. Вокруг него не было посада. Это и не замок феодальный, поскольку замок — это административный центр какой-то округи, а здесь такого не было. Это место для отдыха, это — осенняя охотничья резиденция великого московского князя, это — его личный дворец. Первая и единственная резиденция европейского типа. Посад, повидимому, образовался, когда новым хозяином стал Иван Грозный, и когда он создал здесь административный центр опричнины. И вот тогда сюда начинают стекаться другие люди, которые не должны жить в пределах этих стен. Это и государственные структуры, которые вслед за ним приехали и которым нечего делать на личной территории царя. Это и обслуживающие торговые, и ремесленные структуры. Собственно тогда и поселение, и слобода образуется. И когда на месте резиденции появился монастырь, и вокруг него все стало разрастаться, вот тогда это уже стало похоже на город. Вот тогда и надежность крепостных стен уже не имела важности. Новые стены — они чисто декоративные, они — стены монастырские града господня Иерусалима, как любого монастыря, где ограждается мирская часть от монастырской».

Эдуард Егоров,
фото автора.