Около года назад в клубе «Искож» была открыта школа игры на ударных инструментах, а ее преподавателем стал профессиональный барабанщик Сергей Александрович Клименко, приехавший к нам из Бухары. Сегодня он стал нашим собеседником.

— Как вы пришли в музыку? Было ли у ваших родителей музыкальное образование?

— Мои родители никакого отношения к музыке не имели. Отец уроженец Ленинграда, мать родилась в Бухаре. Отец попал в Бухару после войны. Там познакомился с матерью, женился и остался жить. Всю жизнь проработал шофером, а мать была портнихой. Зато мой двоюродный брат был музыкантом, барабанщиком. Он меня привел во Дворец пионеров и я в кружковской среде был лет с 7. Попал в духовой оркестр. Дальше — больше. Лет с 17 стал играть в ресторанах. Раньше каждый ресторан держал штат музыкантов. Работали, как правило, с 19 до 23 часов. Получали зарплату, все, как положено. Потом поступил в Бухарское музыкальное училище имени Мухтора Ашрафи. Но еще до поступления я играл госпрограмму с выпускниками этого училища. Раньше эстрадного отделения не было, раньше все музыкальные заведения на классической основе занимались. Приходил на несколько репетиций, учил выпускную программу, которую они должны были с духовым оркестром сдавать. Как такового специалиста-педагога по классу ударных инструментов на тот момент не было. До всего пришлось доходить самому. Какие-то приемы подсматривал, о чем-то расспрашивал. Так, потихонечку набрал свой багаж знаний. Я сам себе был педагог.

Закрепили меня за человеком преклонного возраста Василием Семёновичем, которому на тот момент было лет под 80. В свое время он закончил царско-приходскую школу. Говорил: если бы вас учили, как нас, тогда бы все гении были. У нас так было: над тобой плеть висит, попробуй, неправильно сыграй, тут же опустится на тебя. Любой инструмент требует над собой огромных усилий, терпения и занятий. Сейчас отношение молодого поколения к обучению совершенно другое.

— Вы сказали, что играли в ресторанах. Для многих людей такая работа — чуть ли не унижение.

— Ресторан — это такая специфика, где нужно играть все. Клиент должен уйти довольным. Там нужно уметь играть все: от лезгинки до «Семь сорок». Один раз мы для одного клиента восемнадцать раз подряд играли «Вся жизнь впереди». Играли и узбекские песни, ту же «Яллу» («Наливай чайханщик чаю», «Учкудук»«). С участниками «Яллы», который на тот момент был государственным ансамблем, я был хорошо знаком. Коллектив, кстати, до сих пор выступает и часто бывает в Москве. Пересекался я и со знаменитой в свое время группой «Садо», из которой вышла певица Азиза. И те, и другие играли на свадьбах. «Ялла» и сейчас на корпоративах выступает. Звание же не главное, главное, что ты доставляешь удовольствие людям. На концерте ли, на свадьбе ли, в ресторане ли. Это твоя работа. Ты — музыкант.

— Любовь к музыке вы сумели привить своим дочерям.

— У меня и жена, и дети — музыканты. С женой Ириной я в училище познакомился. После его окончания она отработала 20 лет в школе, где вела теорию и спецфоно. Одна дочка, Алеся, закончила в музыкальном училище класс фортепиано. Вторая, Наташа, тоже освоила этот инструмент. Когда приехали сюда, мы все хотели идти по профилю, но жизнь диктовала свои условия. Жену брали завучем в Александровскую музыкальную школу, но на тот момент, а это было 11 лет назад, прожить на зарплату размером в 3 тысячи мы бы просто не смогли. Поэтому она сначала попала на строительный рынок, теперь в ресторанном бизнесе. Дочки тоже нашли себе применение в другой сфере. А у меня другой специальности нету, да и человека со второй группой инвалидности трудно устроить. Поэтому я остался в музыке.

— А почему вы уехали из Узбекистана?

— Жизнь стала напрягать. Нас заставила сняться с места идеология, система выдавила в Россию. После окончания училища я преподавал в музыкальной школе и в музыкальном училище в Бухаре. Но когда «поломался» Советский Союз, и Узбекистан стал самостоятельным государством, начались сокращения в учебных заведениях, в которых было обучение на русском языке. Хоть я и понимал этот язык и знаю до сих пор, но он для меня не родной. Родственники уехали раньше, обосновались в Бужанинове, поскольку там давали бесплатно квартиры тем, кто готов был работать в сельском хозяйстве. Когда и мы поняли, что жить уже невозможно, приняли решение ехать. На сумму от продажи четырехкомнатной квартиры смогли купить лишь полдома в Александрове. Нас приехало пятеро: я, жена, две дочери и зять. Я пока сюда не приехал, я таких деревянных домов не видел, в Узбекистане только кирпич и монолит. Деревянные дома — это же из сказки. Но я когда воочию увидел этот дом, который без хозяина стоял пять лет, зарос травой весь, то он мне не показался сказочным, я даже хотел назад ехать. Но концы там уже были обрублены, и контейнер с вещами уже шел из Бухары. Потихоньку к дому я привык. Но его мы восстанавливаем и шаманим над ним до сих пор.

— Уже здесь, в России, вы успели посотрудничать с коллективом «Лявоны-Песняры», осколками того самого знаменитого ансамбля под руководством Владимира Мулявина.

— Я и не думал, что когда-то сам поработаю с «Песнярами». Первый раз я их услышал, когда еще был жив Мулявин. Мы работали в ресторане гостиницы «Интурист». 23 февраля мы отыграли, а ночью ресторан сгорел со всеми нашими инструментами. Сгорели там и мои барабаны «Амати», которые я купил месяца три назад. На тот момент это был шикарный инструмент. В этот день на гастроли в Бухару приехали «Песняры». Мулявин нас подбодрил тогда, сказал, что в жизни всякое бывает, что это надо пережить, и дал всем пригласительные на концерт. Это был просто гений.

А когда мы уже здесь обосновались, то через знакомых меня пригласили в «Лявоны-Песняры». После смерти Владимира Мулявина в группе начался дележ песенного наследия. Чуть ли не каждый хотел стать лидером. Тогда-то появились «Белорусские Песняры», и «Лявоны-Песняры». В «Лявонах», образованных в 2005 году, работали ветеран ансамбля ударник Александр Демешко и музыкант из первого состава и автор хита «Вологда» Владимир Николаев. Вот с «Лявонами» я и поехал в гастрольный тур. Вещи я все знал, все было на слуху у всей страны.

— В то время не было таких ансамблей, которые играли бы под фонограмму. Как вы относитесь к тому, что с 1 февраля 2013 года все организаторы концертов должны на своих афишах упоминать о том, используется ли в концерте «фанера», т.е. записанный звук?

— Давно нужно было к этому прийти и давным-давно нужно было закон этот применить. Некоторые продюсеры на этом зарабатывают. Выходит певец, у которого открытие рта не совпадает с фонограммой. Это человека обленило. Чтобы озвучить стадион, нужно много аппаратуры. Иностранные «фирменники», которые приезжают из-за рубежа никогда не работают под фонограмму. Да и у нас раньше, когда ездили на гастроли, каждый коллектив выезжал со своим аппаратом, с своими музыкантами, все игралось вживую. А теперь? Нашли более легкий вариант — пришли к фонограмме. Барабанщиков уже не осталось, им на смену пришли компьютеры и драммашины. Но потихонечку сейчас это возвращается, потому что поднадоела эта мертвечина. Любой живой человек на любом живом инструменте — это идет от души. Это — совсем другое восприятие, музыкальное. Если примут закон — люди опять начнут работать над собой. Играть и приносить радость другим, тем, кто приходит на их концерты.

— Этому же вы учите своих студийцев?

— Я хочу играть, хочу научить этому других. Благодаря руководству клуба «Искож», в лице директора Ольги Михайловны Зыкуновой и художественного руководителя Татьяны Борисовны Чигаревой, которое пошло мне навстречу, дали помещение для занятий, которые бы не мешали другим кружкам. Ведь барабан — инструмент шумный. Помещение было весьма неприглядным. Я его потихоньку стал восстанавливать. Сейчас ко мне приходят на занятия две девочки, которые оказались усидчивее и упорнее многих мальчишек. И совсем недавно родители привели брата и сестру 5 и 6 лет. Чему я их научил — приходите на концерт в клуб «Искож»18 января в 13 часов — увидите. Приедут еще наши друзья из Сергиева Посада, где в местном клубе есть школа для барабанщиков. Наша задача сделать так, чтобы в этот клуб опять пошли люди. Мы хотим приучить народ сюда ходить, чтобы сами приходили и водили своих детей. Чтобы знали, что здесь что-то происходит. Поломать очень легко, а вот восстановить — сложно. Но будем надеяться, что с нашей помощью это получится.

Эдуард Егоров,
фото автора.