«А свет кто выключать будет? Пушкин?» — возмущенно закричала мне вслед бабушка, когда я уже открыла входную дверь, собираясь идти в магазин. «Кстати, бабушка, а кто такой Пушкин?» — я остановилась на пороге. «Пушкин? А я его читала? Я знаю, что сидит кучерявый на картинке, — сказала бабушка, окончившая четыре класса начальной школы. — А ты что, в литературный магазин собралась?»

Друзья рассказали, что получили письмо с вопросом: «Кто написал „Слово о полку Игореве“? Моя коллега из Политеха поспорила со своими детьми, сказав, что это А.С.Пушкин, а они говорят, что нет!». А один знакомый поэт признался, что к тем, кто называет Пушкина своим любимым поэтом, он и вовсе относится настороженно. Потому что чаще всего Пушкина называют не потому, что он и вправду любимый, а потому, что он первым приходит на ум. Скажем, приходит на занятие поэтического кружка новенький. Один из вопросов, задаваемых при знакомстве: «Кто твой любимый поэт?» — «Пушкин», — не моргнув, отвечает новичок. «А что именно тебе нравится из его произведений? А еще каких ты поэтов знаешь и любишь?» — он смущенно молчит.

Пушкин становится не только воплощением поэта, но и братом всякому, кто сочинил хотя бы одно стихотворение. «У нас явился новый Пушкин! Мы думали, он умер, а он не умер, его дух вселился в N» — восторженно сообщают о некоем авторе. «Ты тоже пишешь стихи?» — удивленно спрашивал меня старичок, торгующий собственными сборниками у метро. — «А под кого пишешь? Под Пушкина или под Маяковского?»

На университетских экзаменах по русской литературе на билеты «по Пушкину» — как-то так вышло — мы отвечали хуже всего, потому что при подготовке читали «неизученных» авторов, а Пушкина-то мы еще в школе проходили! Пушкин-то наше всё!

Наверное, Пушкину очень не повезло, что мы так старательно проходили его в школе. Или это не повезло только школьникам?

По квартире как раз бегал племянник-первоклашка. «Расскажи-ка мне про Пушкина,» — попросила я его. «Пушкин — это писатель. Писатель сказок. Не знаю, как его зовут, но, по моему, он написал „Муху-Цокотуху“. Мне кажется, но я в этом не уверен, что Пушкин сейчас уже не жи¬вет. Он жил давно. Наверное, шестьсот… наверное, шестьсот девяносто девять лет назад…» И смутился. Но когда бабушка напомнила, что он еще в садике учил наизусть пушкинское «У лукоморья дуб зеленый» — он обрадовался, вспомнил и прочитал без запинки, под конец пробормотав, правда: «…и пиво пил, и кот мне сказки говорил…» — и опять умчался куда-то.

Обратившись с теми же вопросами к другому племяннику, уже третьекласснику, я получила в ответ: «Пушкин — это поэт. Он писал хорошие стихи. Например, „Руслан и Людмила“.., „Гадкий утенок“… Он мертв сейчас, его застрелили… Из снайперской винтовки… Погоди, а ты о ком спрашиваешь: о Пушкине или о Путине?». И засмеялся весело. А потом посмотрел на меня внимательно и сказал доверительно и тихо: «Послушай, зачем ты меня об этом спрашиваешь? Он хорошие стихи писал, но они у меня уже в горле сидят из-за школьных уроков…»

Если написать в интернет-поисковике «задали Пушкина», то сразу становится понятно, что это забитое «горло» далеко не единственное: «задали на 2 недели учить 18 стихов А.С.Пушкина! гтрррр…», «Кира Михайловна, наша русичка, задала выписывать из первой главы „Евгения Онегина“ сложнопод-чиненные предложения… А в Онегине все эти предложения выходят по 5-7 строчек из 14, которые в строфе… Блин, если б Пушкин не был мертв, я б его убила!!!» , «Какие-то безумные сочинители программ придумали вопросы из серии: что бы написал Пушкин, если бы не умер?», «Столько задают… Мне за 4 недели надо выучить 17 стихов Пушкина. Я в шоке»…

И тем удивительнее и радостнее найти среди гневных восклицаний и проклятий нечто совсем на них не похожее: «В тот день нам задали Пушкина, и я, чтобы хоть как то отделаться, выучил „Я вас любил…“. Короче не нашел:)
Начался урок, и учительница по одному стала вызывать к доске. Она тоже не дура, и потому все, кто на-чинал читать этот стих, по окончании получали пару.

А потом вышла Маринка и стала читать: „Я вас любил…“. И все замерло. Она плакала. Читала, и по ее лицу катились слезы. В гробовой тишине она села за парту и уткнулась в учебник. Мы не спрашивали, что ей поставили, и так было ясно, но никто не возмутился».

Ольга Ромашова,
рисунки автора.

Владимир Сосин

Когда мне было четырнадцать лет,
я был болен вселенской тоской,
и скорбь источали мои глаза.
Но о чем эта скорбь,
я не знал.

Когда мне было четырнадцать лет,
я с Лермонтовым дружил,
и все, что он написал, — для меня.
А Пушкин,
я думал, — фигня.

Уж слишком беспечен и резв
Александр.
Не умеет быть мрачным он.
Совсем не способен понять меня,
и потому —
фигня.

 

Мне уже далеко не четырнадцать лет
Я вселенскую радость постиг.
И понял я: мир — космический пир.
И Пушкин меня
простил.