Время летит чудовищно быстро, и вот уже кажется, что трагедия, свалившаяся на далекий от нас Крымск, была чуть ли не в прошлом веке: по телевидению перестали передавать раздирающие душу репортажи, затихли газеты, почти угомонились блоггеры. Только местные жители и те, кто с разных уголков страны бросились им на помощь, знают — борьба за выживание еще не окончена. Среди волонтеров, недавно вернувшихся из Крымска домой, был и восемнадцатилетний александровец Владимир.

Правда, Володя не очень любит слово «волонтер», даже на своем бейджике он написал «доброволец» — слово более родное и понятное в первую очередь тем бабушкам и дедушкам, которым приехал помогать.

— Ехать или не ехать в Крымск — так вопрос не стоял, — рассказывает Владимир, — я просто знал, что должен там быть, собрался за десять минут, никому ничего не говоря, и уехал. Первое ощущение, когда нас с поезда везли по улицам города в волонтерский лагерь — всё уже наладилось, зачем я приехал? Но оказалось, что это был так называемый верхний город, который совсем не пострадал. Здесь уже вовсю продолжается жизнь: работают магазины и кафе, дома стоят нетронутые, люди живут своей обычной жизнью. А в нижней части Крымска — полная разруха. Люди, чьи дома пострадали от наводнения, поставили палатки прямо в собственных дворах, да так и живут: без света, газа, воды. Иногда двор слишком маленький, и палатка стоит впритык к обвалившемуся дому — того и гляди, стены рухнут прямо на нее. Где-то помогаешь стены в другую сторону наклонить, где-то разбираешь завалы.

В первый же день ребятам пришлось разгрузить двадцать тонн питьевой воды, потом — гуманитарную помощь, и уже после этого они отправились на завалы. Обычно помощь оказывается адресно: нуждающиеся обращаются к волонтерам, оставляя свой адрес и объясняя, какая помощь им необходима. Но если сначала добровольцы успевали за день обработать около сотни таких заявок, то потом вмешались местные власти, заставив всех заполнять кучу бумажек, прежде чем отправиться на работу. Вот и получилось — пострадавшие толпятся в очередях, тратя остатки нервов, чтобы грамотно задокументировать свою просьбу, а волонтеры, вместо того, чтобы оказывать реальную помощь, подолгу объясняют им, в какой графе и что писать.

— Если в самом Крымске уже было много сотрудников МЧС и других помощников, то в некоторых деревнях люди так и оставались никому не нужными, — вспоминает Владимир. — В деревне Нижняя Баканка, которая чуть ли не больше всех пострадала от наводнения, на многих домах написано «капитальный ремонт», а что их ремонтировать, если в живых уже никого не осталось? А те, кто выжил, ничего не слышали ни о гуманитарной помощи, ни о денежных выплатах. Страшно подумать — люди выкапывали и ели картошку со своих огородов, хоть этого делать категорически нельзя. Но другой еды у них не было. Это в Крымске полевые кухни с горячим питанием стоят через каждые пятьсот-тысячу метров, а про деревни, похоже, все забыли. Помогали в Нижнебаканской одному человеку: у него во дворе стоял сарай, в котором жили сто кроликов. Ему удалось спасти только двадцать, остальные так и оставались под завалами, под толстым слоем ила на сорокаградусной жаре. И тут же рядом в палатке люди живут. Представляете, какой там запах? Никакие респираторы не спасали. Хотелось броситься в протекающую поблизости речку, чтобы смыть с себя пыль, грязь, вонь, но нельзя — вода заражена.

Говорят, что в таких ситуациях человек показывает всё, на что он способен — кто-то идет помогать соседям, а кто-то стремится урвать для себя кусок пожирнее из той же гуманитарной помощи, например. Вообще, с гуманитаркой дела обстояли неплохо: вода, продукты, одежда, белье, средства гигиены и даже такие необходимые оставшимся без крова раскладушки — всё это было. И раздавалось чаще всего в церкви, где без помощи добровольцев было никак не обойтись. Ребята не только разбирали и фасовали присланное, им приходилось стоять оцеплением, как на футбольных матчах. А дело всё в том, что за бесплатной помощью приходили не только те, кто действительно в ней нуждался, но и жители вполне благополучной верхней части города. Не обошлось и без потасовок.

Конечно, разных историй успели наслушаться добровольцы, местные жители, переживая свою беду в очередной раз, рассказывали о том, как это происходило. Многие спаслись просто чудом. Вот одна такая история, рассказанная пенсионеркой: вода моментально заполнила дом, а бабушка взобралась на подоконник и уже оттуда наблюдала, как сносится потоком всё, что было в доме. За считанные минуты вода поднялась почти до потолка, оставалось сантиметров тридцать всего. Бабушка уже успела мысленно проститься со всеми и стала молиться, и вдруг… вода резко спала немного, а потом начала медленно отступать. Едва переведя дух, женщина оперлась головой о стену, да так и простояла на подоконнике до самого утра, пока не пришли спасатели.

А вот и другая история, рассказанная женщиной, муж которой имел отношение к местной власти и, видимо, заранее знал о надвигающейся беде. Вечером он просто вынудил жену сесть в машину и безо всяких объяснений поехал в верхнюю часть города. Сколько ни пыталась она от него чего-то добиться или вернуться домой, всё было бесполезно. И только когда снизу раздался рев сносящей все на своем пути воды, а от криков погибающих в волне людей стало закладывать уши, она всё поняла. Конечно, они спаслись, стоя на высоком холме, но вот как с этим жить дальше?

Местные жители очень полюбили волонтеров — они оказались чуть ли не первыми, кто бросился им на помощь и выполнял всю грязную работу. Некоторые смотрели на них, как на ангелов-хранителей. А когда узнавали, что спасителям всего-то лет восемнадцать-двадцать, не переставали удивляться: «Ой, милок, такой молоденький. Да откуда ж ты? Владимирская область? Да как же это далеко-то». И многие добровольцы, уже уехав домой, возвращались снова, так и Володя два раза сдавал обратные билеты на поезд.

— Крымск не отпускает, — говорит Владимир. — Там я понимал, что я должен делать и зачем я здесь. Страшно не было, я просто делал свое дело и понимал, что каждая минута моего пребывания на этой земле оправданна. А здесь… первое время после возвращения я не мог воспринимать пустые разговоры людей на улице или в транспорте. Услышишь, что для кого-то трагедия — сломанный ноготь или еще какая-то ерунда, и думаешь: «Как хорошо, что вы не знаете, что такое настоящая трагедия».

Елена Сибирина,
фото из архива респондента.